Этель Кристи, в девичестве Браун, родилась в Лондоне в 1879 году. Внучка органиста и музыканта, она с детства отличалась музыкальным талантом, играла на скрипке. Однако Этель внезапно воспылала интересом к медицине, и не последнюю роль в этом сыграл её будущий муж, доктор Уильям Ледингам Кристи. Став врачом, она работала во многих местах, в том числе в Борнео и Малайзии, где и обрела знания тропических болезней. После многих переездов по всему миру и после смерти мужа, последовала работа в лабораториях в Англии.

Закончив свои исследования в Англии, неугомонная Этель решила отправиться в Россию, чтобы помогать бороться с голодом и с болезнями, неизбежно сопутствующими голоду. Она приступила к изучению языка. К моменту отъезда в Россию англичанка довольно хорошо владела русским.

Этель прибыла в Бузулук 15 октября 1922 года. Она присоединилась к квакерам, уже работавшим в Поволжье. Бороться с голодом помогали как американская, так и английская группы Общества Друзей. В Москве у квакеров был небольшой офис, американцы базировались в Сорочинском, а английская группа располагалась в Бузулуке. Это был один из районов, наиболее сильно пораженных голодом.

Известно, что голод идёт рука об руку с болезнями. Квакерские отчёты из удалённых от Бузулука сёл показали, что 80% населения болеют малярией. Весной наступала оттепель, а вместе с ней — наводнения, грязь и повышенная влажность. Именно такие условия вызвали у людей малярию, и заболевания случались как раз в то время, когда крестьянам срочно нужно было пахать и сеять. Этель Кристи писала в своих воспоминаниях: «К счастью, всё это было предусмотрено зимой 1922-1923 годов, и мы организовали и открыли антималярийные клиники, которые оказались одним из самых эффективных проектов Общества Друзей квакеров. Советские чиновники выступили с настоятельным призывом: давать хинин в первую очередь тем, кто будет вовлечён в посевные работы. Квакеры сначала не поддержали такой подход. Мы считали, что на первом месте должны быть дети. Однако уже тогда было ясно, что нам не удастся импортировать достаточное количество хинина для лечения каждого больного, что даже в мировом масштабе хинина было недостаточно для того, чтобы выдержать напряжение стремительно выросшего спроса. Нужно было принимать решение, и на этот раз я согласилась с властями, и первоочередной группой, получавшей хинин, мы назначили взрослых. Понятно, что если бы родители не смогли собрать хороший урожай зерновых летом, то зимой дети умерли бы от голода. Подобные жестокие проблемы нужно было решать незамедлительно, поскольку сев и сбор урожая бывают только раз в год».

Этель Кристи писала: «Осенью 1924 г. малярия исчезла, и практически – навсегда».

Этель Кристи прожила почти сто лет, за все свои годы она спасла многих наших соотечественников, – она помогла уехать из Советской России Николаю Саблину, который стал врачом в Британии. У меня есть ещё одна история про её помощь русским, Олегу и Евфалии Андроновым, уже после окончания второй мировой войны.

В 1924 году Этель Кристи подготовила доклад о том, как ей удалось победить малярию в Бузулукском уезде. Она выступила со своим рассказом в Москве на медицинском симпозиуме, причём говорила она на русском. Позднее текст её выступления был опубликован в английском научном журнале тропической медицины и гигиены. Предлагаем вашему вниманию перевод её статьи из журнала.

Journal of Tropical Medicine and Hygiene
1 July 1924
№13 Vol XXVII
Ethel Christie
An account of the malaria work done in Buzuluk ooyezd by the Society of Friends
Buzuluk Malaria Clinic

Журнал тропической медицины и гигиены
1 июля 1924 года
№13
Этель Кристи
Отчёт о работе по борьбе с малярией, проделанной в Бузулукском уезде Обществом Друзей
Бузулукская антималярийная клиника

Как это, вероятно, хорошо всем известно, Общество Друзей послало группу людей для работы в регионе, поражённом голодом: им было предложено работать в Бузулукском уезде. Нет никаких сомнений в том, что этот уезд был в числе регионов, наиболее сильно пострадавших от голода, по этой причине первые несколько месяцев работы указанной группы были целиком и полностью посвящены организации распределения продовольствия. Нет никакой необходимости в напоминании того факта, что голод был не единственной бедой этого региона: население умирало от голода, холода и болезней, умершие не поддавались подсчёту. Зимой и весной 1921–1922 умирали в основном от тифа, но в летние месяцы разразилась эпидемия малярии. Причём суровый характер эпидемии дал доктору Маккензи (глава медицинского отдела у квакеров) все основания предполагать, что мы имеем дело не с простой формой болезни. Уровень смертности был на удивление высоким. Тогдашние условия не давали возможности собрать какие-то статистические данные, по этой причине ничего определённого сказать было нельзя. Я въехала в Россию в октябре 1922 года, и в Бузулук я прибыла с аппаратурой для небольшой клинической лаборатории. На тот момент не могло идти и речи об открытии малярийных клиник, да и о борьбе с малярией вопрос тогда пока ещё не стоял. Доктор Маккензи был тогда вовлечён в программу реорганизации здравоохранения в уезде, и он полагал, что важной частью этой работы было бы открытие малярийной лаборатории.

Я приехала в Бузулук, но мне пришлось ещё две недели ждать доставки моей аппаратуры. Видя моё вынужденное безделие, доктор Маккензи предложил мне сделать анализ крови у членов некоторых семейств, страдавших при эпидемии: надо было выяснить, была ли у них малярия. Анализ показал, что у всех у них в крови были гаметоциты серповидной формы.

Бузулук – город маленький, все новости распространяются очень быстро. Буквально через 2-3 дня все уже знали, что ОДК лечит малярию и выдаёт хинин. Толпы граждан осаждали нашу клинику, при этом они настолько настойчиво требовали лечения, что отказать было просто невозможно. В течение первых нескольких дней мы превратились в клинику по лечению неосложнённой малярии. Через какое-то время мы выработали некую схему лечения, изложив свои правила, легшие в основу нашего курса лечения.

1) Было принято решение о том, что имеющиеся запасы хинина (дар британской армии) будут распределяться клиникой, которой заведовали квакеры, ОДК.

2) Для принятия дозы хинина пациенты должны приходить в клинику ежедневно, или так, как предписано врачом.

3) Пациентами мы будем считать только тех, в чьей крови мы найдём малярийных паразитов, и

4) Лечение будет бесплатным и открытым для всех, кто придёт в клинику.

Что касается пункта 1, то в силу ограниченности запасов хинина в уезде, а также по причине огромного числа заражений мы сочли за благо работу свою централизовать.

Правило номер 2 было введено по той причине, что мы просто не могли доверить пациентам дело аккуратной дозировки, если лекарство принималось на дому. Многие либо пропускали время приёма лекарства, либо принимали хинин не в должном объёме, либо продавали на сторону или делились с друзьями, а то и вообще откладывали снадобье – ставили на полочку, на чёрный день. Такой порядок организации означал бы малоэффективное разбазаривание средств.

Правило три: если при первом взятии крови на анализ малярия не была найдена, то делались повторные анализы. Одного взгляда на статистику работы бузулукской клиники за год было достаточно для того, чтобы понять, сколь высоким был процент позитивных кейсов. У некоторых пациентов обнаруживалась не малярия, а возвратный тиф.

Правило четыре: хинина было мало, он был дорогим и достать его было трудно. Мы решили выдавать его бесплатно, потому что определить, кто может оплатить лекарство, а кто – нет, было непростым делом. Думаю, что зимой 1922-1923 годов лишь 10% наших пациентов смогли бы оплатить хинин – по нашим предположениям.

Я не стану утверждать, что введённая нами схема была идеальной, но я уверена, что в тех обстоятельствах такой подход был самым лучшим и эффективным в смысле охвата наибольшего числа нуждающихся в помощи. При таком механизме мы могли дать гарантии нашим поставщикам хинина, что лекарство честно выдаётся людям, заболевшим малярией, только им и никому больше. Мы также могли гарантированно подтвердить, что мы проверили очень многих, и что мы оказывали помощь большому количеству нуждающихся, причём делали это быстро, тем самым разгрузив от потока больных другие поликлиники, которых в этом регионе и так было очень мало.

Суть нашего метода можно описать так: если пациент обращается за помощь с утра, его принимают в клинике, у него берётся анализ крови. Он приходит снова на следующий день пополудни за результатом. Если реакция позитивная, то его вносят в списки, и он получает свою первую порцию хинина. В летние месяцы мы принимали до 2000 пациентов в день. Лечение проводилось раствором бисульфата хинина. Взрослый пациент принимал 1 грамм хинина ежедневно в течение первой недели, а в последующие 4 недели он принимал лекарство два раза в неделю. Таким образом, на одного больного расходовалось в общей сложности 15 граммовых доз на курс.

Поначалу все пациенты были из Бузулука. Однако в городе два дня в неделю являются базарными, и мы быстро заметили, что число пациентов существенно увеличивалось именно в эти дни. Мы также обратили внимание на то, что хотя новые больные давали бузулукский адрес как место своего жительства, многие из них не могли толком объяснить, где это. Всё говорило о том, что на самом деле это были деревенские жители, которые опасались, что мы лечим только бузулучан, а потому свои деревенские адреса они хранили в секрете. Приходили они издалека, покрывая расстояния в 60 или 70 вёрст, хотя большинство жили поближе, но всё равно как минимум за 20 вёрст. Они либо жили у знакомых, или снимали комнату в течение той недели, когда доза хинина выдавалась ежедневно. После этого они приезжали или приходили в Бузулук в рыночные дни, чтобы принимать снадобье два раза в неделю – в течение месяца.

Всё это поставило перед нами вопрос о расширении географии нашей работы, поскольку – как сообщали работники квакерской миссии – в деревнях участились случаи заболевания малярией. Однако до июня 1923 года мы могли лишь увеличивать объём работы, проводимый бузулукской клиникой. И только в середине лета того года квакеры стали обсуждать программу завершения продовольственной помощи, прикидывая, в каком направлении они могли бы продолжить свою работу в регионе. На многочисленных совещаниях неоднократно звучало общее мнение, что борьба с малярией была и остаётся важным и неотложным делом. Работа в деревнях становилась возможной в свете новостей об увеличении сбора средств на закупку хинина. Доктор Маккензи в те дни завершил свою работу в России и отправился обратно в Англию, его место заняла доктор Графф, которая взяла на себя руководство медицинской работой.

Коль скоро решение о расширении нашей работы было принято, перед нами встал вопрос о подготовке новых сотрудников для лабораторий. На тот момент я уже подготовила двоих сотрудников, которые помогали мне в Бузулуке. Этого было мало. Поскольку ответственность за функционирование малярийных клиник лежала на мне, я попросила предоставить мне свободу выбора кандидатов для этой работы и начала искать подходящих людей. Найти их было не очень сложно: я выбрала несколько студентов-медиков, ко мне также пришли люди, имевшие какой-то опыт работ в области естественных наук. Все они были хорошо образованы, у меня не возникло сомнений в их честности и добрых намерениях. Такие характеристики были очень важны, если ты подбираешь людей для ответственной работы по выдаче хинина. Я очень довольна тем, что моя интуиция меня не подвела. Клиники открылись, как только обучение работе в лабораториях было завершено. Учить этих людей было несложно при том обилии клинического материала, который имелся у нас. В Бузулукском уезде теперь работают одиннадцать человек: они помогают тем селянам, кто не может позволить себе поездку в Бузулук, у кого нет средств жить там в течение курса лечения. Организованы эти клиники одинаково, но начиная с сентября в большинстве сельских клиник взымается плата – те, кто имеет такую возможность, платят за лечение рожью. Зерно в дальнейшем идёт в детские дома и в те семьи бедняков, где урожай был плохой или вообще отсутствовал. Все те, кто не может платить зерном или работой, и у кого есть справка о бедности, выданная местным сельсоветом, проходят курс лечения бесплатно. В Бузулуке вплоть до сего дня плата за лечение не взымается: пришедшим издалека трудно доказать, что они бедняки, а городским жителям негде взять зерно.

Что касается разных типов малярии, то для понимания картины полезно изучить статистику бузулукской клиники: там содержится материал, собранный за год. Возьмём для начала рассмотрения случаи тропической малярии. В ноябре 1922 года, когда малярийная клиника открылась, тропическая малярия составляла 35,3% от всех случаев заболевания, во всех анализах присутствовали гаметоциты серповидной формы и все заболевшие были хрониками, выжившими после суровой летней эпидемии. Помню, как я, приехав в Бузулук 15 октября 1922 года, посмотрела на несколько человек весьма нездорового вида, толкавшихся на железнодорожном вокзале, и для себя отметила, что все они выглядели так, как будто у них была хроническая тропическая малярия. После пяти лет жизни на Дальнем Востоке, где я занималась лечением тропической малярии, внешний вид таких больных меня не удивлял, но, я должна признаться, что нигде мне не попадались люди, которые выглядели бы настолько больными, и нигде мне не встречались больные этой болезнью в таких количествах.

Заболевания тропической малярией упали до 2,2% в феврале 1923 года, а к июню цифра была 0,05%. И вдруг в июле число случаев заболеваний внезапно выросло до 34,2%, а в августе до 73,7%. В течение сентября цифра уменьшилась до 66,6%, в октябре она стала 22,4%. Тропическая малярия в июле интересна тем, что она последовала после исключительно жаркого июня, когда необычайно высокая температура способствовала развитию тропических паразитов. Пациенты представляли довольно драматическое зрелище. Их везли на всевозможных транспортных средствах: на повозках, влекомых лошадьми, коровами, верблюдами, либо повозки тянули люди. Прибывших в клинику больных было так много, что они перегородили улицу. Обычно в базарный день число обратившихся было 250, а тут их нагрянуло гораздо больше. В один день всех было не принять.

Упомянутые выше правила наши стали менее жёсткими: их приходилось адаптировать в соответствии с сложившейся ситуацией. Результаты лабораторных анализов выдавались в тот же день, если мы сталкивались с серьёзными случаями. Курс лечения начинался незамедлительно, и тем, у кого не было транспорта, мы выдавали курс хинина на несколько дней. В течение июля за лекарством обратились 3844 новых пациента, в августе таких было 5992, в сентябре 4402, а в октябре 3681. Тех пациентов, которые были доставлены в коматозном состоянии, мы отправляли в эпидемическую больницу. Это очень маленькое заведение, там всего около 50 коек, нам редко когда могут выделить 2 или 3 койки в день, поэтому большинство больных мы оставляли на амбулаторном режиме. За очень больными нужен был ежедневный уход, а поскольку посетить шесть тысяч человек мы просто не в состоянии, их должны были доставлять к нам на приём. Результаты лечения были необычайно удовлетворительными. У большинства не случалось повторных приступов уже после первой дозы хинина, и на третий день тоже. В тех редких случаях, когда и после приёма хинина приступы случались, мы увеличивали дозу с 1 грамма до двух. Такие больные принимали один грамм в клинике, а второй мы давали им с собой для приёма дома. Такая мера применялась лишь к небольшому числу больных – не более 3% от общего числа заболевших.

Что касается доброкачественной третичной малярии, то в ноябре 1922 года, когда клиника открылась, статистика третичной малярии, показывала 48,4%, медленно подрастая до цифры 68,1% в январе. В феврале статистика внезапно показала 93%. В марте было 92,8%, в апреле 98%, в мае 98,1%, а в июне 97,6%. Тропическая малярия усилилась в июле, а доброкачественная третичная малярия упала до 64,2%, в августе 22,9%, в сентябре 11,2%, и в октябре 5,2%. В декабре цифра доброкачественной третичной малярии была 3,1%.

Таким образом, нам очевидно, что в Бузулукском уезде опасные в плане тропической малярии месяцы июль, август и сентябрь. В отношении четырехдневной малярии – это сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь и январь. А для доброкачественной третичной малярии – февраль, март, апрель, май и июнь.

Теперь о результатах лечения. Они весьма удовлетворительны. Ещё раз я дам статистику только по Бузулуку, где у нас имеются записи за весь год, и средняя статистика рецидивов, в том числе и повторного заражения – 5%. Эта цифра скорее всего занижена, но в уезде, где преобладает крестьянское население, аккуратную информацию обрести трудно. Но всяко цифра не должна быть выше, чем 10%. После первой недели лечения наши пациенты чувствуют себя настолько хорошо, что заставить их пройти весь пятинедельный курс непросто. Чего мы только не пробовали, но ни уговоры, ни угрозы отказать в лечении в случае рецидива для тех, кто поленился пройти весь пятинедельный курс, не помогли, и очень многие всё равно не завершают курс лечения. Впрочем, я не могу критиковать наших пациентов, потому что четыре года назад я перенесла пять приступов четырехдневной малярии с температурой 40℃, а хинин принимала только две недели, и никакого рецидива не было.

Однако вернёмся к теме профилактики малярии. В нашем уезде болезнь переносится комарами Anopheles maculipennis. Они буквально роятся весенними и летними вечерами у реки и повсюду за городом. В самом городе их не видно, в домах даже летом их нет. Практически все сотрудники американской и английской групп ОДК заразились малярией весной и летом. Поскольку в нашем коллективе нет ни одного человека, который мог бы заменить меня в моё отсутствие, я решила, что я не имею права рисковать, а потому практически всё это время не выходила на улицу. И только эта мера помогла мне избежать заболевания малярией, хотя моя комната расположена буквально по соседству с клиникой, и нет сомнения, что всякий комар в моём доме был бы носителем болезни. До самого сентября, когда на дворе становится слегка прохладнее, в своём помещении я не видела и не слышала ни единого комара. Только осенью они устремятся в помещения в поисках тепла. Все остальные сотрудники квакерской миссии и гуляли, и катались на лошадях, и купались, и – получили малярию. Я не говорю, что они поступали неправильно, а я была права. Я просто отмечаю тот факт, что у них была малярия, а у меня – нет. В обычной обстановке добровольное заключение самой себя было бы слишком высокой платой, но у меня было много работы и не было свободного для прогулок времени. Эта русская традиция проводить вечера на берегу реки и является причиной большинства кейсов малярии в Бузулуке, ну, и по вечерам комары тоже проникают в дома. Противомоскитная сетка тут никому неизвестна, да если бы она и имелась в наличии, и мы могли бы убедить людей использовать её, то как много граждан могли бы себе позволить такое? Когда у людей нет буквально ничего, сложно убедить их в необходимости приобретения такой роскоши как противомоскитная сетка. Вообще-то погодные условия в Бузулуке не сильно способствуют комариному существованию в самом городе. Зимы тут очень холодные, летом неимоверная жара, стоит великая сушь. Весенний период же очень короток. Речка и её приток опасные с точки зрения комариного обитания места, и именно эти опасные места и являются любимым местом времяпровождения бузулучан. Зимой комары пребывают в спячке в помещениях, в домах у граждан, и потому первые случаи заболевания малярией были отмечены в зимние месяцы. Именно зимой для меня отловили несколько особей Anopheles maculipennis – я их однозначно определила, и, кроме меня, это же проделал и профессор Алкок в Лондонской школе тропической малярии.

Необходима работа по просвещению населения, – эти знания дадут им понимание важности содержания дворов в чистоте, необходимости закрывания форточек в спальнях до захода солнца и выкуривания комаров из сеней палением листьев. Мы готовим буклеты для вручения каждому пациенту. Там будут объясняться причины заболевания и объяснения того, как избежать малярии. Но в будущем хинин станет одним из наиболее важных лекарств, и серьёзной проблемой окажется обеспечение этим лекарством по цене, доступной гражданам. Как пример: хинин продавался в Бузулуке по цене, равной 15 британским фунтам за фунт веса, при том, что мы платили 38 шиллингов за этот фунт веса. Такие расходы были по карману настолько небольшому числу людей, что сама затея была бессмысленной. Из других российских регионов поступали схожие новости. Малярия была широко распространена в стране, хинин был большой редкостью, дорог и доступен в малых дозах лишь ограниченному числу людей. Таким образом понятно, что при существующем положении дел малярия и дальше будет оставаться бичом, подобно тому, что наблюдается в Бузулуке, где жертвами этой болезни стали около 80% населения.

Мы знаем, что мы смогли помочь лишь небольшой части местного населения, хотя через наши клиники прошли около 91.000 людей – и это за 15 месяцев напряжённого труда. Около 25.000 бузулучан были диагностированы нами как заразившиеся малярией, – они получили лекарство. Остальные больные были диагностированы и проходили лечение в Сорочинской клинике (открытой в феврале 1923 года), а также в иных сельских клиниках, открытых в течение июля, августа и сентября. В этих клиниках мы смогли лечить лишь какую-то часть из обратившихся за помощью. Хинин выдавался в сельские амбулатории в зависимости от тех объёмов лекарства, которые имелись в наличии у нас. А имелось недостаточно. И, боюсь, ситуация так и останется такой: всегда будет не хватать хинина для того, чтобы давать его всем. Нет сомнения в том, что с прошествием времени, с улучшением общих условий в стране, на смену нашей схеме лечения придут новые, будут найдены способы оказания помощи всем нуждающимся. Но на сегодняшний день дела обстоят именно так, как я их вам описала. Нам кажется, что при всей возможной критике, мы применяем единственно возможную схему для справедливого и эффективного распределения хинина большому числу людей.

Мой доклад был бы неполным, если бы я не отметила тот факт, что кроме наших малярийных клиник, ОДК снабжает хинином ещё и больницы и детские дома. В наши клиники идёт около 80% хинина, тогда как в упомянутые учреждения мы отправляем 20% от имеющегося у нас в наличии лекарства.