Директор Бьюла
из Сорочинского
из Сорочинского
Вся жизнь этой удивительной женщины — цепочка добрых дел. Она прожила больше ста лет, умерла в своей родной Пенсильвании 3 октября 1988 года. Родившаяся в 1886 году Бьюла Харлей (Beulah Hurley) успела поработать учителем в Филадельфии, прежде чем уехать во Францию в 1918 году. Там она была медсестрой, а потом стала руководителем отдела по обеспечению продовольствием и кровом жертв Первой мировой. В 1921 году Бьюла Харлей была одной из первых квакерских сотрудников по оказанию помощи голодающему Поволжью. В сентябре 1921 года она в Бузулуке, в самом эпицентре голода; и она же открыла американский квакерский центр в Сорочинском в декабре того же, 1921 года местные власти разместили тогда ещё малочисленную Американскую группу ОДК (Общества Друзей квакеров) в здании бывшей библиотеки на улице Троцкого.
Бьюла Харлей стала заместителем директора американской ОДК (директор, Мюррей Кенуорти, заболел тифом и долго оставался лежачим больным), она занималась буквально всем — получением прибывших из Ревеля в Бузулук продуктов питания, размещением их на складах у вокзала. Она координировала распределение квакерских пайков по волостям Сорочинского района, ездила по сёлам, чтобы убедиться, что продукты раздаются без обмана и без воровства. В декабре 1921 года она писала : «Дела в Бузулукском уезде одни из самых худших, оставшиеся в живых умудряются хоронить мёртвых, правда, в братских могилах, по 200 трупов в котловане. Тени, что проскальзывают мимо окон нашего офиса, что приходят и чуть слышно подают голос у нашей двери, буквально разрывают наши сердца, и то, что нам приходится отворачиваться от этого, кажется высшим скотством, но что поделать. Кормить каждого и дать умереть сотням»?
Бьюла Харлей
Сотрудники миссии ОДК в селе Сорочинском. Бьюла Харлей в центре среднего ряда.
Мириам Уэст – вторая слева в верхнем ряду.
Фотография предоставлена архивом колледжа города Swarthmore, США.
Мириам Уэст – вторая слева в верхнем ряду.
Фотография предоставлена архивом колледжа города Swarthmore, США.
В конце января Бьюла написала письмо своим родителям в далёкий штат Пенсильвания. Она очень радовалась только что полученному от них письму, отмечая, что из Штатов оно было послано в Рождество. В 1922 году письма из США добирались до Сорочинского за месяц. Свой ответ американка писала на листках из блокнота: восемь написанных от руки перьевой ручкой страниц. Надо сказать, что за год пребывания в России Бьюла написала довольно много писем домой. За вычетом двух недель, когда она была между жизнью и смертью (тиф), письма уходили регулярно: одно или два в неделю. Январское письмо 1922 года, написанное из Сорочинского, интересно своими деталями, планом квакерского дома (американцам выделили здание, в котором в дальнейшем многие годы находилась редакция газеты «Сорочинский вестник») и перечислением сотрудников. В январе их было ещё мало: только 4 американцев, из которых один, директор Мюррей Кенуорти (в письме Бьюла зовёт его Босс), только что переболел тифом. Медсестра Свизинбэнк уехала в Павловку, где трое английских квакеров слегли с тифом. В Сорочинском работали не покладая рук Бьюла Харлей и Мирьям Уэст. В Тоцком – Нэнси Бабб, американка, всегда работавшая обособленно от американской миссии.
Мюррей Кенуорти
«Сорочинское, пятница, 27 января 1922 года
Дорогие мама и папа
Вчера пришли ваши рождественские письма – ну не чудеса ли скорости? О, как было приятно получить их — я сидела и мурлыкала весь вечер, читая и перечитывая ваши 3 добротных толстых письма за ту и предыдущие недели, и несколько десятков других записок и открыток, которые пришли все сразу. За 2 месяца моего пребывания в России писем у меня было не больше десятка в общей сложности, и вот теперь – вон сколько. Наровский вернулся из Москвы в 4 часа дня, привезя много продовольствия, и я могу сказать, что это как если бы выглянуло солнце, потому что мы очень сильно рисковали в деле выдачи пайков, и 2 телеграммы, полученные утром, казалось, предвещали катастрофу, так как из Самары ушло так мало, и отправка состоялась только накануне, и Бузулук телеграфировал, что две машины, которые должны быть отправлены к нам оттуда, будут готовы к приезду Наровского, чтобы он привез их, поскольку он уезжал из Москвы в следующую субботу. Такое ощущение, что телеграмма пришла с запозданием, и машины должны быть здесь завтра, так что мы в безопасности, хотя для того, чтобы остаться в этом состоянии, потребуется большая суета.
Дорогая мама, не извиняйся за то, что пишешь так много и подробно о том, что тебе может казаться банальным набором мелочей. Они не признак примитивного ума, а дело здравого человека, который знает, что это то, чем мы тут на самом деле живем. Я очень сильно завишу от этих ваших писем и была ужасно скупа, рассказывая о своих новостях, потому что я действительно наслаждаюсь каждым своим днём, и знаю, как важно дать картину моей жизни вам.
Вот как проходит обычный день, например, этот, только что закончившийся – подъем в 8.00 или чуть позже: мы спим в натопленных комнатах с закрытыми окнами!! Обтирание холодной губкой – это довольно простая гигиеническая процедура для начала дня. Окна нашей комнаты даже не занавешены, да мы и не нуждаемся в этом, так как чудесные снежные узоры естественны и прекрасны, – не описать словами. Поверх узоров на стекле мы можем видеть, как солнце начинает сверкать на куполах церкви в западном конце нашей улицы. С другой стороны дома мы видим прекрасный силуэт церковных башен другой церкви. Конец улицы виден на фоне розового восхода, а на переднем плане дымящаяся труба наших соседей. Их дом с зеленой крышей, покрытой снегом, – мы живём в восхитительном и красочном мире, несмотря на очень скудную нашу внутреннюю обстановку и практически полное отсутствие каких-либо картин на стенах. Впрочем, наличие окон делают последнее совершенно ненужным – здесь когда-то была библиотека, окон в здании много.
Жизнь значительно упрощается, когда у тебя мало одежды и ты буквально живешь в ней. Плотное нижнее белье, синяя фланелевая кофта, тяжелая серая юбка, валенки, – это и есть моё повседневное одеяние – за исключением тех случаев, когда я заменяю этот наряд платьем, сделанным в Германии, что я делаю достаточно часто, чтобы выстирать основной комплект одежды после каждой поездки куда бы то ни было.
Мириам или я – кто из нас встанет первым – заново наполняют грелку нашего выздоравливающего, так как к утру в комнатах довольно прохладно, а наша медсестра уехала к трём недавно заболевшим тифом работникам в село, расположенное к западу от Бузулука. Потом мы кормим нашего больного, и остальных членов нашей семьи – овсянкой, кофе, хлебом с маслом и мясом или рыбой.
В день выпечки, который был сегодня, мы получаем горячие лепешки или что-то в этом роде. Всегда есть джем или патока.
Наровский и Андрей теперь переезжают наверх после того, как медсестры уехали, и мы теперь можем использовать гостиную рядом с Кенуорти, так что после завтрака нам было чем заняться, помогая ребятам поднять их вещи из офисной пристройки.
Затем офисные часы с 10.00 до 16.30, с перерывом в 13.00, чтобы выпить какао, перекусить хлебом и сыром, и обсудить телеграммы с Боссом, так как сейчас он действительно в состоянии выслушивать все подробности об общих направлениях работы, и я сегодня начала просматривать телеграммы с ним, и подписываем мы документы его именем, так что мы снова ощутили, что у нас есть глава. Прошлись через всё то, что с Наровским не успели сделать вчера. Проговорила с Боссом до обеда, накормила его, пошла в офис печатать телеграмму, которую Наровский должен будет перевести, потом пошла наверх, почитала и проговорила с Боссом пару часов, пока Мириам не закончила свою офисную работу и не приняла эту эстафету от меня. Это делается для того, чтобы не давать ему спать днём, – чтобы он по ночам спал. Я думаю, что в предыдущие дни мы так долго пренебрегали этим, что у него было слишком много времени, чтобы думать и воображать. Так что со вторника он уже поднимается, чтобы поесть с нами вместе. Он один из самых милых людей, которых я когда-либо встречала, это отражается в том, как он относится ко всему, что вокруг, как он сохраняет терпение в одиночестве, далеко от своего дома и друзей. Конечно, у него есть здесь мы, хотя ещё месяц назад мы были просто знакомыми или незнакомцами, а теперь вот чувствуем себя членами одной семьи. Мириам, Наровский и я имеем репутацию весельчаков, постоянно прыскающих от смеха, и несмотря на то, что мы все пережили, мы не утратили это качество, и это помогает поддерживать Босса в добром расположении духа, даже если мы не можем оставаться с ним надолго.
Всё хотела нарисовать вам план дома, куда мы сначала въехали, но, кажется, так и не сделала этого.
Дорогие мама и папа
Вчера пришли ваши рождественские письма – ну не чудеса ли скорости? О, как было приятно получить их — я сидела и мурлыкала весь вечер, читая и перечитывая ваши 3 добротных толстых письма за ту и предыдущие недели, и несколько десятков других записок и открыток, которые пришли все сразу. За 2 месяца моего пребывания в России писем у меня было не больше десятка в общей сложности, и вот теперь – вон сколько. Наровский вернулся из Москвы в 4 часа дня, привезя много продовольствия, и я могу сказать, что это как если бы выглянуло солнце, потому что мы очень сильно рисковали в деле выдачи пайков, и 2 телеграммы, полученные утром, казалось, предвещали катастрофу, так как из Самары ушло так мало, и отправка состоялась только накануне, и Бузулук телеграфировал, что две машины, которые должны быть отправлены к нам оттуда, будут готовы к приезду Наровского, чтобы он привез их, поскольку он уезжал из Москвы в следующую субботу. Такое ощущение, что телеграмма пришла с запозданием, и машины должны быть здесь завтра, так что мы в безопасности, хотя для того, чтобы остаться в этом состоянии, потребуется большая суета.
Дорогая мама, не извиняйся за то, что пишешь так много и подробно о том, что тебе может казаться банальным набором мелочей. Они не признак примитивного ума, а дело здравого человека, который знает, что это то, чем мы тут на самом деле живем. Я очень сильно завишу от этих ваших писем и была ужасно скупа, рассказывая о своих новостях, потому что я действительно наслаждаюсь каждым своим днём, и знаю, как важно дать картину моей жизни вам.
Вот как проходит обычный день, например, этот, только что закончившийся – подъем в 8.00 или чуть позже: мы спим в натопленных комнатах с закрытыми окнами!! Обтирание холодной губкой – это довольно простая гигиеническая процедура для начала дня. Окна нашей комнаты даже не занавешены, да мы и не нуждаемся в этом, так как чудесные снежные узоры естественны и прекрасны, – не описать словами. Поверх узоров на стекле мы можем видеть, как солнце начинает сверкать на куполах церкви в западном конце нашей улицы. С другой стороны дома мы видим прекрасный силуэт церковных башен другой церкви. Конец улицы виден на фоне розового восхода, а на переднем плане дымящаяся труба наших соседей. Их дом с зеленой крышей, покрытой снегом, – мы живём в восхитительном и красочном мире, несмотря на очень скудную нашу внутреннюю обстановку и практически полное отсутствие каких-либо картин на стенах. Впрочем, наличие окон делают последнее совершенно ненужным – здесь когда-то была библиотека, окон в здании много.
Жизнь значительно упрощается, когда у тебя мало одежды и ты буквально живешь в ней. Плотное нижнее белье, синяя фланелевая кофта, тяжелая серая юбка, валенки, – это и есть моё повседневное одеяние – за исключением тех случаев, когда я заменяю этот наряд платьем, сделанным в Германии, что я делаю достаточно часто, чтобы выстирать основной комплект одежды после каждой поездки куда бы то ни было.
Мириам или я – кто из нас встанет первым – заново наполняют грелку нашего выздоравливающего, так как к утру в комнатах довольно прохладно, а наша медсестра уехала к трём недавно заболевшим тифом работникам в село, расположенное к западу от Бузулука. Потом мы кормим нашего больного, и остальных членов нашей семьи – овсянкой, кофе, хлебом с маслом и мясом или рыбой.
В день выпечки, который был сегодня, мы получаем горячие лепешки или что-то в этом роде. Всегда есть джем или патока.
Наровский и Андрей теперь переезжают наверх после того, как медсестры уехали, и мы теперь можем использовать гостиную рядом с Кенуорти, так что после завтрака нам было чем заняться, помогая ребятам поднять их вещи из офисной пристройки.
Затем офисные часы с 10.00 до 16.30, с перерывом в 13.00, чтобы выпить какао, перекусить хлебом и сыром, и обсудить телеграммы с Боссом, так как сейчас он действительно в состоянии выслушивать все подробности об общих направлениях работы, и я сегодня начала просматривать телеграммы с ним, и подписываем мы документы его именем, так что мы снова ощутили, что у нас есть глава. Прошлись через всё то, что с Наровским не успели сделать вчера. Проговорила с Боссом до обеда, накормила его, пошла в офис печатать телеграмму, которую Наровский должен будет перевести, потом пошла наверх, почитала и проговорила с Боссом пару часов, пока Мириам не закончила свою офисную работу и не приняла эту эстафету от меня. Это делается для того, чтобы не давать ему спать днём, – чтобы он по ночам спал. Я думаю, что в предыдущие дни мы так долго пренебрегали этим, что у него было слишком много времени, чтобы думать и воображать. Так что со вторника он уже поднимается, чтобы поесть с нами вместе. Он один из самых милых людей, которых я когда-либо встречала, это отражается в том, как он относится ко всему, что вокруг, как он сохраняет терпение в одиночестве, далеко от своего дома и друзей. Конечно, у него есть здесь мы, хотя ещё месяц назад мы были просто знакомыми или незнакомцами, а теперь вот чувствуем себя членами одной семьи. Мириам, Наровский и я имеем репутацию весельчаков, постоянно прыскающих от смеха, и несмотря на то, что мы все пережили, мы не утратили это качество, и это помогает поддерживать Босса в добром расположении духа, даже если мы не можем оставаться с ним надолго.
Всё хотела нарисовать вам план дома, куда мы сначала въехали, но, кажется, так и не сделала этого.
План здания в селе Сорочинском, в котором располагалась миссия ОДК, нарисованный Бьюлой Харлей
(сейчас – город Сорочинск, ул. Чапаева, 32)
(сейчас – город Сорочинск, ул. Чапаева, 32)
Мужская комната была сначала нашей гостиной, так как у медсестер была своя комната, тихая и спокойная, мужчины жили в алькове офиса (только что переехали наверх…)
Наше семейство
Босс – все ещё лежачий больной, один из самых милых людей, которых я когда-либо встречала, – терпеливый, покорный и весёлый в большей степени, чем это кажется возможным.
Мириам и я, которых вы уже знаете.
Наше семейство
Босс – все ещё лежачий больной, один из самых милых людей, которых я когда-либо встречала, – терпеливый, покорный и весёлый в большей степени, чем это кажется возможным.
Мириам и я, которых вы уже знаете.
Наровский
Наровский, литовец, говорящий на 5 языках. На самом деле он родился в Пенсильвании и прожил половину своей жизни в США, поэтому сходит за американца и ушёл с должности преподавателя в Москве, потому что хотел помочь здесь. Шумный, весёлый молодой великан, за которым нужно следить, чтобы он не снял с себя последнее и не отдал всё, что есть у него. Тем не менее, он строго командует всеми нами, если это попытаемся сделать мы, или если мы заработаемся слишком долго, или делаем что-то безрассудное. Уверяю вас, о нас должным образом заботится такой человек, – по имени Пётр.
Муха, очень хороший переводчик, который работал на заводе Форда в Америке. Был призван в армию, но оказался слишком толстым, чтобы быть взятым на фронт, поэтому все лето бил мух в лагере Шеридан. Теперь он существенно похудел после нескольких месяцев, проведенных здесь – он пытался разыскать свою семью, которая жила в этом уезде. Узнал, что отец и мать умерли, а остальные родственники уехали в Польшу, но он не может последовать за ними, потому что русским туда теперь не попасть. Они с Петром одинаково смешные, хотя Муха гораздо более сдержанный, потише. Сейчас он в Тоцком у Нэнси.
Сергей Муха
Андрей Барташевич
Андрей Барташевич, другой переводчик, тоже жил в Америке: 9 лет работал на Генри Форда, но слишком плохо знает английский, чтобы быть полезным в качестве переводчика. Однако он достаточно хорошо справляется с работой на складе, что позволяет освободить от этих забот Наровского, который помогает нам с важными интервью и т. д., и со многими другими делами, хотя Андрей никогда не сможет взять на себя полную ответственность за склад. Играет на аккордеоне и поёт, всегда знает все сплетни дня.
Дуся, милая невысокая женщина, чья основная задача состоит в том, чтобы нас кормить и радовать, и ещё она болтает без остановки. Я мало что понимаю из этого потока слов, но это и хорошо, потому что тех, кто понимает, она забалтывает до смерти.
Поля, прачка и уборщица, сама как шарик, и весёлая тоже.
Иван, его кидают на все экстренные дела, и он отличается от того, как он выглядел только несколько месяцев назад.
Это наши постоянные работники. Также есть бухгалтер Друкер, который здесь бывает днём, и в любое другое время, когда он нам нужен. Говорит по-немецки и очень мотивирован в своей работе. Раньше он был директором кожевенной фабрики. Для нас это огромная помощь здесь, и мы очень довольны тем, как Совет обеспечили нас такими надёжными людьми. Не знаю, что бы мы делали без них.
Среда, 1 февраля
Прошлой ночью я была в ужасно подавленном состоянии из-за работы, ответственности, и всего остального, но, как и в ту ужасную ночь, когда мы были так подавлены из-за Кенуорти, самое тёмное время – перед рассветом.
Поутру прибыл рыжеволосый сотрудник АРА из Самары, Уилл Шафрот, которого я встретила ещё в Берлине по пути сюда – в сентябре. Его новости о большем количестве еды и т.д. очень обнадёживают. Он хочет больше пользоваться деревенскими кухнями после ужасов здешних изб и хат, так что мы завтра едем в одну, и возвращаемся после полудня – он надеется сесть на поезд до Самары. Говорит, что в Уезде есть американское зерно на месяц ещё на 179 000 взрослых, их можно будет кормить примерно месяц американской мукой – гип-гип ура! Надо ложиться спать, так как мы завтра выступаем в 6 утра.
Всегда ваша
Бьюла»
Поля, прачка и уборщица, сама как шарик, и весёлая тоже.
Иван, его кидают на все экстренные дела, и он отличается от того, как он выглядел только несколько месяцев назад.
Это наши постоянные работники. Также есть бухгалтер Друкер, который здесь бывает днём, и в любое другое время, когда он нам нужен. Говорит по-немецки и очень мотивирован в своей работе. Раньше он был директором кожевенной фабрики. Для нас это огромная помощь здесь, и мы очень довольны тем, как Совет обеспечили нас такими надёжными людьми. Не знаю, что бы мы делали без них.
Среда, 1 февраля
Прошлой ночью я была в ужасно подавленном состоянии из-за работы, ответственности, и всего остального, но, как и в ту ужасную ночь, когда мы были так подавлены из-за Кенуорти, самое тёмное время – перед рассветом.
Поутру прибыл рыжеволосый сотрудник АРА из Самары, Уилл Шафрот, которого я встретила ещё в Берлине по пути сюда – в сентябре. Его новости о большем количестве еды и т.д. очень обнадёживают. Он хочет больше пользоваться деревенскими кухнями после ужасов здешних изб и хат, так что мы завтра едем в одну, и возвращаемся после полудня – он надеется сесть на поезд до Самары. Говорит, что в Уезде есть американское зерно на месяц ещё на 179 000 взрослых, их можно будет кормить примерно месяц американской мукой – гип-гип ура! Надо ложиться спать, так как мы завтра выступаем в 6 утра.
Всегда ваша
Бьюла»
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ