Дедушка служил очень торжественно. Церковь была битком набита прихожанами. Нас – детей пропихивали на клирос к певчим и ставили в уголок. Все зажигали свечи, был крестный ход вокруг церкви, несли плащаницу (нечто вроде гроба с изображением Христа). Вначале пение было заунывное, грустное – это как бы символизировало похороны Христа. После возвращения из крестного хода вскоре раздавалось радостное пение «Христос воскресе из мертвых…», и у всех были радостные лица, все бросались друг друга целовать. Один говорил: «Христос воскрес!», а другой отвечал: «Воистину воскрес» и троекратное целование. Но всё это потом, после церкви. А пока идёт «заутреня» все стояли тихо и слушали пение. А оно звучало всё громче и радостнее.
Вначале на священнике и служителях были чёрные одежды, а теперь все переоделись в светлые ризы.
После заутрени дети и многие взрослые шли домой, потом в церкви начиналась обедня, и после неё святили куличи и пасхи. А мы в это время уже были дома и ждали дедушку.
Кстати, домой все шли со свечами, горящими внутри разноцветных бумажных фонариков. Это было очень красиво, вся улица, всё село среди ночи пестрело такими фонариками. Вся в огнях сверкала церковь.
Дома никто спать не ложился. Все нарядные ходили по комнатам, бабушка занималась последними приготовлениями – все ждали дедушку.
Наконец являлся он. Раздевался и направлялся к столу – он благословлял стол с едой и кропил его «святой водой» большой кисточкой из серебряной чаши. Потом он обращался ко всем и говорил: «Христос воскресе!» и все хором отвечали: «Воистину воскресе». После этого все целовались друг с другом, а затем садились за стол и начинался «Лукуллов пир».
Чего, чего только не было на столе – запеченные гуси и окорок, заливной поросёнок, всякие закуски, а затем пасхи, куличи, торты, пироги. Нас, детей, вскоре уводили спать, а взрослые пировали всю ночь. Зато на первый день пасхи все взрослые спали почти до обеда.
Затем в гостиной расставляли 2-3 стола для преферанса. Играли все, кроме бабушки и дедушки. Дедушка отдыхал, а бабушка хлопотала по хозяйству. Дети и няньки гуляли во дворе и были заняты катаньем яиц. У детей было много крашеных яиц, и мы их ставили на кон и сбивали мячом. Некоторые при этом выигрывали, другие проигрывали, не обходилось без слёз. А вечером опять была вкусная еда.
Интересная подробность: на Пасху к обычному столу в столовой у окна ставился дополнительный стол – в одном углу его всяческая еда и напитки, а в другом – чистые тарелки, вилки, ножи и рюмки. Каждый желающий мог подойти к этому столу в любое время, налить и положить себе, чего он хочет, и закусить персонально, хотя бы в полном одиночестве. Такой обычай был только в Сорочинском, в доме моих родителей в дальнейшем, когда мы уже не ездили в Сорочинское, он не соблюдался. А мне он очень нравился.
В Сорочинском мы обычно жили до конца Пасхи, а иногда и дольше. Возвращаться домой не хотелось. Дома было тихо и скучно после шумной Сорочинской жизни».